Почему-то копание в себе начинается у нас к тридцати. Чаще всего — с неявных таких «звоночков», мол, что-то не так. Или, наоборот, все так, а счастья нет. Рутина съедает, рутина не дает дышать. Вот ты вроде бы бежал-бежал, учился, развивался, как все, и? У окружающих жизнь — малина, а у тебя — нет. Такая вот зрелость. В голове возникают вопросы, ответить на которые сам себе ты не готов. К психологу? К психологу — стыдно. И вообще, что это за причуды такие? Родители же наши как-то жили без психологов и вот этих разных «заморочек». Наш разговор с психологом Еленой Главатских начался именно с вопроса о стереотипах. Но, как оказалось, за веревочку стоит только потянуть…

Про созависимость поколений

— Елена, у нас к зрелости в голове уже много стереотипов, ведь мы же точно знаем, как и что надо. Окончить школу, поступить в вуз, замуж выйти или жениться, родить детей… Так откуда же эти желание и боязнь говорить с самим собой?

— Никто никого ни на каком этапе взросления не учит нас разговору с самим собой, самого про себя. Всё время выдвигаются требования: надо вот так, надо туда, надо, надо, надо… А готов ты к этому или не готов, действительно ли тебе это нужно сейчас — никто не спрашивает. Так стереотипно и живем из поколения в поколение. Сами непонятно как живем, а еще надо ребенка воспитывать. А тебя там еще твои родители воспитывают… Кошмар! Многие родители маленьких детей по сути не являются зрелыми людьми. Они все еще, не побоюсь этого слова, принадлежат своим родителям, как игрушки не наигравшихся прародителей. Получается так: любите своих внуков, они отомстят вашим детям. Такие консультации очень часты. Созависимость разных поколений это порочный круг, где все растут несамостоятельными.

— Ведь его можно разорвать?

— Просто начать жить осознанно. Если мы говорим относительно ребенка, то осознанность должна быть у родителей. Надо осознать себя, свои цели, свое движение по жизни…

— Позвольте, но это же через боль, через обиды и страдания… А людям всегда хочется минимизировать страдания.

— Это разговор про то, что за всё надо расплачиваться. Если я хочу быть самостоятельным взрослым человеком, то я должен сам принимать решения и нести за это ответственность. Если я пытаюсь оторваться от родителей, то какие-то свои действия я буду совершать через «шишки». Но тогда на это не стоит злиться и страдать. Просто принимайте как факт. И — спасибо за опыт. Болезненный опыт, отрицательный опыт — тоже опыт. Делай выводы, строй планы дальше. У нас же чаще всего по-другому. Что-то не получилось, прискакали обратно к маме, и там услышали знакомое до боли: «Я ж тебе говорила!» И ко всему вышеперечисленному присоединяется чувство вины. Как дальше с этим всем жить — непонятно. Поэтому сейчас у молодежи возраста тридцати лет примерно очень часты депрессии. Это как революция: как было — не хочу, а как по-новому — не знаю. Настроения нет, энергии нет. Более старшее поколение более активны и инициативны, чем тридцатилетние. Молодым всё хочется праздника. А кто сказал, что вся жизнь им должна быть?!

«Люди не живут в моменте»

— Конечно, нам хочется праздника. Мы же трудимся сутками напролет, всё чего-то ждем, деньги копим… До этого учились, поступали в вузы, сдавали экзамены, достигали вершин. Когда уже бонусы-то?

— На самом деле каждый момент прекрасен, просто люди, они в этом моменте не живут. Мне в этом смысле везет — я вижу разных людей. И некоторые просто не задумываются, что значит плохо жить. Люди, желающие праздника, просто не научились радоваться мелочам, вот и всё.

— А кто их был должен научить? В школе нет таких уроков, родители наши тоже не асы в этом деле. Я где-то у Людмилы Петрановской читала про травмы поколений, о том, как всё накапливается, как снежный ком, про синдром нелюбви…

— Про любовь тема очень интересная. У наших прабабок, молодость которых пришлась на военные годы, был своего рода запрет на любовь. Потому что любовь могла обернуться потерей. Следовательно, любовь — это больно. Поэтому, чтобы не испытывать боль, не буду любить никого. Но при этом остается базовая потребность в любви у любого живого существа. Вот она двойственность. Личность человека формируется таким образом, что он готов только брать. А отдавать? Мне приходится много консультировать по разводам. Бывает, живут в паре двое, умные, красивые, в достатке. Смотришь сторонним взглядом, думаешь, что же им не живется-то?! А просто они оба готовы только брать. И если дали не так — пошла агрессия.

— Так ведь нет у нас традиции активного проявления чувств! Нас воспитывают иначе. Мальчики не плачут, девочка должна быть сильной…

— Да. И еще «ты же мужик». А почему мальчики не могут плакать, собственно? По статистике в 40-45 лет у мужчин большая смертность от инфарктов. А почему? Потому что эмоции, которые мы не проявляем, ставят «блок» на зоне сердца, как мы русские привыкли говорить, становится тяжело на душе. Человек был замкнутый, неразговорчивый, угрюмый. Но он же был включен в социум, он что-то испытывал. Зачастую мы не умеем говорить про чувства. А жить только разумом — так и с ума сойти можно! Иногда ведь случается такая событийность, против которой бессмысленно сопротивляться, ее нужно просто принять.

— Принять — это вообще самое сложное, по-моему. Это ж еще нужно работу колоссальную проделать.

— А многие начинают злиться и сгорают. В верхней точке сопротивления к психологическим проблемам присоединяется тело и всё — вот она, психосоматика.

Маску нацепить проще

— Когда болит рука или нога, мы обычно идем к доктору за таблеткой. Когда болит «где-то там, в душе» мы ни к кому не идем. У нас нет подобной практики. К психологу — это как-то стыдно.

— А еще непонятно, что делать, откуда растут «ноги» у этой боли. Жизнь старается, подкидывает сложные задачи и в поиске решения этих задач ты про себя просто перестаешь думать… Сначала надо осознать проблему, потом ее принять. У нас сейчас народ чем только не интересуется, все знает про политику президента, про Украину, а что в левой пятке происходит — понять не может. В душе когда плохо, себе приходится в чем-то признаваться. Это страшно. Потому что с этим потом нужно что-то делать. Неизвестное страшит и страшит неслучайно. Я всегда своих клиентов спрашиваю: «На самом ли деле вы хотите в себе копаться?»

— Вот как ответить на этот вопрос? Мне же кажется, что вот, сейчас я откопаю в себе золото и мир заиграет яркими красками. А ведь может быть совсем наоборот…

— Да. Поэтому проще создать благополучие, нацепить маску. И все будут верить, потому что хочется верить. Внешний мир ничем не заряжен: ни плюсами, ни минусами, оценки рождаются внутри нас.

— Насколько я понимаю, психолог — вовсе не тот человек, который выдаст волшебную таблетку?

— Совершенно. А может и последнюю заберет. Так тоже бывает.

Любовь — безусловна

— Психологи — это люди, которые не совершают ошибок? Ведь, если ты знаешь о последствиях, ты застрахован? Или я сейчас тоже в плену стереотипов?

— Я совершаю ошибки также, как все остальные. Только я на это не раздражаюсь. Я психолог ведь не 24 часа в сутки. Я как-то повысила голос, не сдержав эмоции, и мне один человек сказал: «Как ты можешь кричать? Ты же психолог». Я психолог в понедельник, среду и пятницу с 14.00 до 19.30. А потом мать, дочь, подруга, да кто угодно! Но у человека может случиться так, что сфера работы занимает бОльшую часть его Я. Получается, что уже не профессия часть тебя, а ты — часть профессии. Это неправильно. Мне повезло, я сейчас в магистратуре учусь у отличных преподавателей-практиков. Информация ложится на мои прежние знания, и я просто впечатлена возможностью думать про себя, о себе, понимать себя, принимать. Много есть того, над чем работать, и делать это можно до бесконечности.

— Прийти к психологу — это обязательно? Это зачем и когда?

— Чтобы не дать возложить ответственность на себя, как психолога, специалист всегда задает вопрос: «Чем я могу быть вам полезным? Какой вы помощи ожидаете?» И человек говорит, что ему нужно. Если он не готов к вопросам или не готов воспринять ответы на эти вопросы, тогда можно собрать какое-то ресурсное состояние. Может быть, потом человек вернется, чтобы продолжать работу, а, может, ему этого будет достаточно, щелкнет какая-то кнопочка и всё встанет на свои места. Сейчас, кстати, люди стали очень читающие и желающие найти какие-то решения. Это радует. Я всегда говорю пришедшим: «То, что вы здесь, это уже 50% решения в нашей сложной ситуации. Потому что вы сейчас всё осознаете, и вам останется лишь совершить действие».

— Для того, чтобы подумать о себе, нужно остановиться. Остановиться и оглянуться. Но мы же не привыкли. И вновь возвращаемся к тому, с чего начался наш разговор. С ощущения счастья здесь и сейчас, с любви… Как сказать о любви?

— Очень просто. Ртом. Я тебя люблю — три простых слова. А мы думаем, что мы любим. Причем, что наши близкие думают, что мы думаем… Всегда говорят про безоценочность, про безусловность любви. Любить нужно не за что-то, а просто так.

«Профессию я не выбирала». Как Елена Главатских стала психологом

— У меня такое ощущение, что профессия сама меня выбрала, буквально магнитом притянула. После школы я собиралась идти в Архитектурную академию, у меня была окончена художественная школа. Когда нужно было ехать на вступительный экзамен — просто не поехала и всё. Пошла в Ревдинское медицинское училище на сестринское отделение. Про Архитектурную академию больше и не вспоминала никогда, вот только сейчас разве. После окончания училища поехала работать в Екатеринбург операционной медсестрой. Три года там отработала, и меня стали посещать мысли: куда дальше-то развиваться? Сильно повлияло на решение и ухудшение здоровья. Я считаю, что ночью человек должен спать. Работа же сутками, бессонные ночи спровоцировали мигрени.

В педуниверситете тем временем открылся факультет социальной педагогики, филиал — в Ревде. Там я и получила свое первое высшее образование. Поработала в школе №11 социальным педагогом. Еще через три года как социальный педагог я случайно попала на семинар по работе с детьми и подростками в Ревдинской детской больнице. Тогда как раз возник проект «Работа с детьми группы риска», Центр «Подросток». Руководителем проекта планировалась Галина Галимшина. Я к ней подошла, попросилась на работу, мне дали шанс.

Снова проходит три года, и я понимаю, что мне чего-то не хватает. Именно «про душу». С медицинской, с педагогической стороны всё понятно, а глубже-то что? Тогда и возник вопрос о получении высшего психологического образования. На базе первого высшего образования я поступила в филиал Московского педуниверситета. Пока училась, параллельно работала в Дегтярском детском доме, это отдельная история. В 2012 году стали востребованы медицинские психологи и я прошла переподготовку в УрФУ, став медицинским психологом. Сейчас у меня магистратура по психологии. Вот кто кого выбрал: профессия меня или я ее?

Беседовала Надежда ГУБАРЬ