О медицинских работниках мы вспоминаем в период болезни, знакомимся с ними как пациенты. И, честно признаться, практически не интересуемся их работой, ведь главное для нас — выздороветь.
Я ж решила поменять такой ход вещей и пообщаться со специалистами Ревдинской горбольницы без талонов и записей в карточку. Знакомьтесь: Сергей Шатанков, он первым рискнул рассказать читателям газеты о себе и своей профессии.

— Сергей Александрович, вы — продолжатель династии или в семье медиков до вас не было?

— В роду  был медик — прадед.  Работал он в Ревде, на заре становления рентгенологической службы. По-моему, это 30-40 года.  Я от бабушки об этом узнал. В детстве очень любил бывать у неё в гостях, и когда находил медицинские книжки, с интересом их читал. Не столько с практической точки зрения, сколько из-за любопытства.  

— Наверное, поэтому и стали медиком?  

— Сложно сказать, почему выбрал именно эту профессию. Наверное, потому, что в школе больше нравились гуманитарные науки, точные давались сложно, математику не любил. До окончания школы никак не мог определиться с выбором: куда же мне идти дальше. Понимал, что работа, связанная с точными науками, навряд ли станет любимой. Подумал: «Пойду в медицинский. Вдруг что-то получится». Сразу в институт не поступил, после школы пошёл в медучилище,  затем, в 2000-м году, окончил медицинский институт.

— В училище пришло осознание того, что медицина — ваше призвание?

— Не осознание появилось,  а учёба начала нравиться — стал заниматься без ленцы. Оценки стали лучше, чем в школе — «четверки», «пятёрки» преобладали. И не возникло отвращения к анатомии. К больным появилось сострадание: бывает, у них судьбы рушатся из-за болезней. По-доброму к ним сразу относился, без брезгливости. Жалко их было, хотелось хоть чем-то помочь.

— А с годами это отношение не поменялось?

— Работа откладывает свой отпечаток — стал замечать, не то, чтобы черствею, но понимаю, что не дотягиваю до тех врачей, про которых пишут в книжках: враг перед ним или нет — всё равно оказывают больным помощь. Я так не могу. Есть пьяницы, наркоманы, которых нисколько не жалко, ни капельки. Жалко тех, кто на войне был ранен, кто просто заболел — бабушка, ребёночек. Особенно жалко детей. 

— Со специализацией сразу определись?

— Ничуть. Сначала хотел быть гинекологом. Литературу специальную читал, готовился к будущей профессии. Но когда пришёл работать в больницу, главврач Сергей Иванович Яицкий сказал, что гинекологи не нужны. Были такие времена, когда больницы могли выбирать, какой врач им нужен. Сейчас нужны практически все: кадровый голод, не очень многие идут в нашу профессию. 

— Что же предложил вам тогда главврач?

— Спросил: «Хирургом пойдёшь?» Как ушат воды на меня вылил. Но я быстро пришёл в себя — не пекарем же мне предложили работать. Хирург — та же самая медицина. Подумал: «Я о гинекологии не так много и знаю — учиться надо, ну и хирургии научусь». И согласился. Год работал в хирургии, в травме оперировать помогал — учился.

Когда освоился в хирургии, понял, что гинекология — не моё, хирургия мне ближе. Коллектив подобрался профессиональный. Мне довелось поработать под началом Сергея Станиславовича Федосеева — очень грамотный человек. Когда я проходил специализацию в Екатеринбурге, узнал, что его знают во многих больших больницах, уважают и ценят как отличного специалиста. В этом плане мне повезло: чему-то у него научился. Конечно, далеко не всему — у меня не его руки и не его голова. 

В 2006 году я из хирургии перешёл в эндоскопическую службу. Мне эту должность предложил, вернее, настоял на том, чтобы я учился этой специальности, Сергей Иванович Яицкий. Сложный он был человек, суровый, но я ему очень благодарен за то, что в 2003 году он заставил получить мою профессию. Я сам не такой человек — мне проще сказать: «Уйди, я сам сделаю». И заставить я никого не смогу, даже если понимаю, что человеку это очень нужно. Скажу: «Дело ваше». А Сергей Иванович был не такой: он настоял на своём, и правильно сделал. Когда я начал здесь работать, понял, что эндоскопия — моё. И нравится больше, и получается лучше, чем в хирургии. Стал спокойнее — не стало ночных дежурств и связанных с ними стрессов.

— Чем ваша работа отличается от других медицинских специальностей? Она сродни хирургии?

— Да, сродни. Только здесь я органичнее себя чувствую. Работая хирургом, иногда был категорически недоволен тем, что делаю, даже снились какие-то операции. Когда стал работать здесь, такие сны стали посещать меня реже.

Чем моя работа отличается? Многим. Медицинские специальности все по-своему трудные. Терапевту не так нужны руки, как хирургу, но нужно больше терпения при общении с больным. А какую выдержку надо иметь неврологу, чтобы выслушивать изболевшихся больных — они совсем по-другому общаются, порой не в себе.

— Объясните, пожалуйста, в чём заключается ваша работа?

— Я провожу лечебно-диагностические мероприятия. Основное направление работы – всё-таки диагностика.  Через естественные отверстия, которые нам дала природа, с помощью приборов можно посмотреть полость внутренних органов и практически точно определить и с большой вероятностью заподозрить многие заболевания. Если есть такая необходимость, с  помощью специального устройства можно отщипнуть кусочек новообразований и посмотреть, нет ли там онкологических клеточек.

— Получается, область ваших обследований — желудочно-кишечный тракт?

— Его диагностика у нас — самая обычная, такую делают в каждой поликлинике. Помимо осмотра мы проводим аргоноплазменную коагуляцию язвы в случаях кровотечения — такое осложнение язвенной болезни опасно для жизни и его нужно вовремя остановить.

Появился  этот аппарат по моей просьбе. Я съездил на очередную учёбу,  и узнал, что такое оборудование во многих городах уже есть. У нас были в финансово благополучные года — в городском бюджете водились деньги, и Людмила Васильевна Сологубова приобрела для нашей больницы этот аппарат. Первое время мы им довольно часто пользовались — прижигали по 50-60 человек в год, а это много.

— А до появления прибора как людям язву лечили?

— Раньше, когда человек поступал с кровотечением, первым делом эндоскопом находили источник.  Затем, если кровотечение не удавалось остановить консервативными (медикаментозными) методами, его останавливали хирурги при полостной операции. Людей спасали, но выздоровление шло медленнее. После оперативного лечения человек был на больничном месяц, а если гемоглобин после кровопотери был низкий, и того больше. 

При аргноплазменной коагуляции ничего резать не надо. Процедура длительная — 25-40 минут, но проходит без наркоза. Если кровотечение никак не останавливается, иголочкой вводится специальное лекарство, ткани набухают, поток крови уменьшается и у меня появляется возможность в течение 15-20 минут ранку запаять.

— Но здесь у вас далеко не один аппарат. Чем ещё занимаетесь?

— Помимо оборудования для исследования пищевода у нас есть бронхоскоп — через рот или нос смотрим дыхательные пути.

Профессиональные обследования проводят в лёгочном центре, а мы идём с этой аппаратурой к тем, кто лежит в реанимации на искусственной вентиляции лёгких.  Обязательно нужно убирать мокроту из бронхов — она мешает больным выздоравливать. До появления аппарата её проводили вслепую: вакуумным аспиратором отсасывают через трубочку. А с аппаратурой видно каждый бронх, есть там воспаление или нет. Были случаи, когда с помощью бронхоскопа мы выявляли у больных рак.

Колоноскоп есть. Он предназначен для обследования толстого кишечника. Прямую кишку можно посмотреть и ректоскопом, это процедура простая. А вот колоноскоп позволяет обследовать весь толстый кишечник, где обычно и бывают патологии. Процедура неприятная, но для некоторых больных необходимая. И более эффективная, чем рентген кишечника.

— Несколько слов о личном. Семья у вас большая? Как жена относится к вашей работе?

— Жена тоже врач, работает на «Скорой помощи», хотя училась на педиатра. Дочке нашей три годика, для меня она — первый ребёнок, женился я поздно. Родители живы, здоровы, я их стараюсь чаще навещать. Они у меня — молодцы. Дали мне возможность учиться в сложные годы «егоровщины» и «гайдаровщины». Папа работал в вычислительном центре сначала на ОЦМ, затем на СУМЗе. Мама — на РММЗ работала инженером КИПа. Оба далеки от медицины, но мой выбор одобрили и всячески помогали. 

— В годы вашего детства многие тянулись к вычислительной технике. Неужели вам было не интересна профессия отца?

— Когда я в первый раз пришёл к нему на работу, было разочарование. Он мне говорил: «Пойдём смотреть мою машину» и я представлял, как мы будем на ней кататься. А пришёл — и увидел железные шкафы в огромном зале. Подумал: «Что здесь может быть интересного?»  Когда мне было лет десять, появилась техника, отдалённо напоминающая компьютер — по крайней мере, появился монитор, стало уже интереснее, но особого энтузиазма не возникло.

— Но, наверное, папины и мамины гены помогают вам работать с аппаратурой. Признайтесь, чем любите заниматься в свободное время?

— Провожу его в кругу семьи, близких, друзей. На рыбалке бываю, но сильно ни от неё, ни от сбора грибов не фанатею. На природу выбираться люблю, но нечасто это получается…

 — И традиционный вопрос: о чём мечтается? Наверное,  хотелось бы иметь ещё какое-нибудь оборудование в кабинете?

— Лет семь-восемь назад мне хотелось многое. Но мне тогда начальство, наши умные мужи сказали: «Это хорошо, что академический интерес у тебя есть, но экономически нецелесообразно покупать и содержать дорогостоящий аппарат ради 10 обращений в год. Пусть лечением редких патологий занимаются в специализированных клиниках, где собирают больных со всей области. Там у врачей практики больше». Разумеется, логика в их рассуждениях была,  я с ними согласился. Со временем сам понял, что, работая с аппаратурой от случая к случаю, хорошим специалистом не станешь. Работой надо заниматься постоянно. Тогда появляются необходимые навыки, и ты уже меньше времени проводишь процедуру, а это для больных очень даже хорошо. 

С одной стороны хотелось бы дальше расти, но с другой стороны, особенно в последние годы, думаешь: «А что ещё надо?» Возраст, наверное, сказывается, или сила привычки. Поток больных у нас большой, аппаратура стареет, выходит из строя, и ты уже не можешь быть больным полезен, а я этого ох как не люблю. Поэтому хочется, чтобы всё оборудование вовремя ремонтировалось, менялось на новое, более современное… Чтобы близкие были здоровы, о чём ещё можно мечтать?  

Беседовала Наталья РАКИНА